С букетом роз мы подошли к гостевому корпусу, где поселился Гагарин. По оживленным голосам поняли, что Юрий Алексеевич уже «в плену». От волнения у меня даже в горле перехватило. Одно дело видеть героя космоса на страницах газет и журналов, другое — оказаться рядом с ним. Вожатые расступились, и Гагарин своей солнечной, белозубой улыбкой словно осветил каждого из нас. Он охотно отвечал на вопросы, сыпавшиеся на него. Таким он и запомнился мне с той первой июньской встречи 1964 года. В простой клетчатой рубашке навыпуск, молодой, жизнерадостный, удивительно земной. Вечером того же дня неугомонная пионерия «Артека» собралась на Костровой площади. «Идёт», — зашумело на трибунах. Все встали и долго, дружно аплодировали. Мы ждали, что Ю. А. Гагарин сразу начнёт рассказывать о своем полёте, а он подошёл к микрофону и сказал: «Давайте, ребята, споём!


С букетом роз мы подошли к гостевому корпусу, где поселился Гагарин. По оживленным голосам поняли, что Юрий Алексеевич уже «в плену». От волнения у меня даже в горле перехватило. Одно дело видеть героя космоса на страницах газет и журналов, другое — оказаться рядом с ним. Вожатые расступились, и Гагарин своей солнечной, белозубой улыбкой словно осветил каждого из нас. Он охотно отвечал на вопросы, сыпавшиеся на него. Таким он и запомнился мне с той первой июньской встречи 1964 года. В простой клетчатой рубашке навыпуск, молодой, жизнерадостный, удивительно земной. Вечером того же дня неугомонная пионерия «Артека» собралась на Костровой площади. «Идёт», — зашумело на трибунах. Все встали и долго, дружно аплодировали. Мы ждали, что Ю. А. Гагарин сразу начнёт рассказывать о своем полёте, а он подошёл к микрофону и сказал: «Давайте, ребята, споём!